Светлана Князева
УРОКИ РЕАЛЬНОГО СОЦИАЛИЗМА В КОНТЕКСТЕ РАСПАДА СССР И СФРЮ
(ВЗГЛЯД ИЗ ПРОШЛОГО ИЛИ ВОСПОМИНАНИЕ О БУДУЩЕМ)
СТАТЬЯ АФФИЛИРОВАНА С РГГУ
Ниже следует полная версия текста моей статьи, опубликованной в журнале "Россия и современный мир". — 2024. — № 2.
Ч. 1.
Аннотация. Статья посвящена исследованию итогов распада крупнейших стран реального социализма. После завершения социалистического эксперимента в СССР прошло более 30 лет, и тома изданий в России и за рубежом, посвященных анализу предпосылок, причин и уроков этих событий, заполнят фонды библиотек. Но в научной литературе все же не нашла достаточного отражения проблема глубинных корней такого явления, как социализм. В фокусе исследования — важные причины преодоления социализма на примере двух стран: провозглашённый, но нереализованный федерализм и крах модели власти, идеологического инструментария – системы, известной как социализм, а с последней трети ХХ столетия – реальный социализм. Эти конструкты стали важнейшими триггерами распада СССР и СФРЮ при серьезных различиях сложившейся в этих странах ситуации.
Использование метода системного анализа и историко-генетического метода позволило прийти к выводу, что Советский Союз и социалистическая Югославия являлись не федеративными, а унитарными государствами. Проявлением унитарного государства стала и 6-я Статья Конституции 1977 г., закрепившая отсутствие субъектности населения. Взаимодействие Центра с руководителями союзных республик и стран Восточной Европы привело после провозглашения России к сохранению ее лидерских позиций на постсоветском пространстве и в зоне привилегированных интересов СССР, а проявления этнического национализма стали триггером этнических конфликтов по периметру не только постсоветского пространства, но и бывшей Югославии.
Значительное внимание уделено анализу трансформаций социализма в СССР и СФРЮ. Автор приходит к выводу, что социализм, в том числе, реальный, представлял собой не реализованную идею справедливости и равенства, а манихейскую модель, совместив несовместимое: власть нового класса и воображенное сообщество, предложенное в качестве реальной модели существования.
Ключевые слова: Россия, распад СССР, Югославия, этнический национализм, этнополитические конфликты, социализм, реальный социализм, социалистическое содружество, еврокоммунизм, федерализм
Князева Светлана Евгеньевна – кандидат исторических наук,
доцент Факультета международных отношений, политологии
и зарубежного регионоведения Российского государственного
гуманитарного Университета (РГГУ), Россия, Москва
125993, Россия, Москва, Миусская пл., д. 6
E-mail: lanaknyazeva@yahoo.it
[RID lens] Web of Science Researcher ID: JGD-0575-2023
S.E. Knyazeva. Real socialism legacy in the context of the Collapse of the Soviet Union and Socialist Yugoslavia (view from the Past or memories for the Future)
Abstract. The article researches the consequences of the collapse of two largest countries of real socialism. More than 30 years passed since the end of socialist experiment in the USSR. Volumes of publications in Russia and abroad devoted to the analysis of the prerequisites, causes and lessons of these events will fill the library collections. But the problem of the deep roots of such a phenomenon as socialism has not yet been sufficiently examined in the scientific literature. The starting point of this research is to analyze the processes of overcoming socialism analyzing two countries: federalist experiment as it has been proclaimed but unrealized, and the collapse of the model of power, ideological tools which belong to the system known as socialism, real socialism in the 60-80s of the XXth century, as well. These constructs became the most important triggers for the collapse of the USSR and the SFRY, given the serious differences in the situation in these countries.
The use of the method of system analysis and historical-genetic method made it possible to come to the conclusion that the Soviet Union and socialist Yugoslavia were unitary, not federal, states. The focus of the study aimed to research such manifestation of the unitary state as the Article 6 of the 1977 Constitution, which established non-subjective state of population. The interaction of the Center with the leaders of the Union republics and countries of Eastern Europe led, after the proclamation of Russia, to the preservation of its leadership positions in the post-Soviet space and in the zone of privileged interests of the USSR as well. It caused many ethnic conflicts manifestated along the perimeter of not only the post-Soviet space, but also the former Yugoslavia.
Finally, the author takes a closer look at the transformations of socialism in the USSR and in Yugoslavia. The author draws a conclusion that socialism, real socialism as well, was not realized idea of justice and equality, but a Manichaean model, combining the incompatible: the power of a new class and an imaginary community proposed as a real model of existence.
Keywords: Russia, collapse of the USSR, Yugoslavia, ethnic nationalism, ethnopolitical conflicts, socialism, real socialism, socialist community, eurocommunism, federalism
Knyazeva Svetlana Evgenievna – Cand. Of Sci. (History),
Associate Professor, International Relations, Political Sciences
and foreign regional studies Faculty
of the Russian State University for the Humanities, Moscow, Russia;
bulb. 6, Miusskaya sq., Moscow, Russia, 125993.
Email: lanaknyazeva@yahoo.it
Lens RID Web of Science Researcher ID: JGD-0575-2023
Введение
Пережитые человечеством в XX веке политические катастрофы и периоды высокой турбулентности стали прологом к более глубокому кризису, что уже наложило отпечаток на состояние мирового порядка в эпоху постмодерна и постправды. События, ознаменовавшие конец 80-х-начало 90-х гг. ХХ столетия, – это, с учетом фрактальности времени, точки бифуркации в процессах формирования мира сегодняшнего. Речь идет о таком, безусловно, сингулярном событии, как распад двух крупных европейских государств – СССР и СФРЮ, а позднее, Чехословакии.
Тридцать лет отделяют нас от конца биполярной эпохи холодной войны. Вопрос о том, является ли прошлое «данностью, которую ничто не властно изменить» [Блок 1973, с. 35], конечно же, правомерен и в нашем вероятностном мире XXI века. Использование историко-генетического метода в ракурсе подхода воспоминания о будущем в ретроспективном анализе указанных событий показывает: с высоты уже истекших десятилетий отчетливее просматриваются исторические параболы, менявшие очертания в зависимости от эволюции ситуации по периметру новых государств бывшей Югославии и постсоветского пространства[1].
Совокупность предпосылок, непосредственных причин, итогов и последствий распада государств Центральной и Восточной Европы, включая Россию, являет собой столь многофакторный феномен, что он уже стал объектом многих сотен томов исследований историков, экономистов, социологов и антропологов, специалистов по политическим наукам – объектом экспертного исследования по всему миру[2]. Но в причудливом переплетении этих причин весьма значимым является, на наш взгляд, в первую очередь, следующий комплекс проблем.
Во-первых, он связан с федеративным устройством СССР и СФРЮ – с исследованием итогов нереализованного федерализма в странах реального социализма. И, во-вторых, с крахом модели власти, управления, идеологического инструментария – системы, известной как социализм, а начиная с последней трети ХХ столетия – как реальный (или развитой) социализм. Именно эти конструкты можно указать в качестве важнейших (хотя, безусловно, не единственных) предпосылок и факторов распада СССР и СФРЮ при всех серьезных различиях сложившейся в этих странах ситуации.
С апреля 1945 г., когда был подписан «Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Югославией, именно эта страна позиционировалась на том этапе как первая в ряду государств Восточной Европы, оказавшихся в зоне привилегированного влияния Советского Союза, а И. Броз Тито еще во время войны и Сопротивления «воспринимался … как символ русизма (советизма)», хотя очень вероятно, что этот советизм «в сознании югославян тех лет ассоциировался скорее с “коммунизмом”[Романенко 2011, с. 409, 420]. Что, безусловно, a priori предполагало копирование политической системы СССР при построении социализма в Югославии. Но национальные интересы руководства ФНРЮ отнюдь не совпадали с геополитическими и идеологическими интересами Советского государства, не говоря о постепенно обозначившихся разногласиях их лидеров (с учетом их амбиций) в отношении «путей строительства социализма» [Романенко 2011, с. 411, 420–421]. Как подчеркнул российский историк С. Романенко, исследуя причины и факторы разрыва 1948 г., «“геокоммунистическое” столкновение двух партий, претендовавших на главенство в международном коммунистическом движении, [так же, как последствия] регионального этнополитического кризиса на Балканах» сделало этот разрыв неизбежным. Так с 1948 г. началась эпоха длительного дистанцирования режима Тито от СССР и, как результат, известная автономия в выборе путей строительства социализма по сравнению с другими странами советского блока, несмотря на попытки контролировать действия руководства СФРЮ со стороны брежневского СССР в 70-е – начале 80-х гг. [3] [Романенко 2011, с. 680, 735, 693].
Формальный федерализм и формальная субъектность народа
Оба государства декларировали себя как федеративные: Социалистическая Федеративная Республика Югославия – и в официальном названии государства, и в тексте Конституции, особенно в тексте Основного Закона 1974 г., где вводились поправки именно в отношении федеративного устройства по сравнению с текстом 1963 г. В Конституции СФРЮ ставилась цель построения социализма на основах самоуправления и социалистического интернационализма, при господствующем положении рабочего класса, равноправии народов [Конституция 1974] (курсив мой – С.К.).
В разделе I Основного Закона подчеркивалось, что Социалистическая республика Югославия «есть … самоуправляемое демократическое содружество трудящихся и граждан, равноправных народов и народностей» [Конституция 1974]. Именно с целью всемерного развития самоуправления как основополагающего принципа «социалистической демократии» в Конституцию был внесен ряд уточнений относительно компетенций Скупщины [Конституция 1974]. Так, в главе II Основной части (Ст. 282) содержалась декларация, что «Скупщина Социалистической Федеративной Республики Югославии является органом общественного самоуправления и высшим органом власти в пределах прав и обязанностей федерации». В развитие декларируемого принципа федерализма подчеркивалось, что «глубокие изменения в социалистических производственных отношениях на основах самоуправления, совершенные новой Конституцией, являются основой, … на которой строятся все остальные изменения общественно-экономической и политической систем» [Конституция 1974].
Советский Союз также декларировал себя федеративным государством, что отражено в названии государствообразующего субъекта федерации – РСФСР. Приведенные в ссылке положения о государственном устройстве Советского Союза на основании Конституции 1936 года свидетельствуют о формальномпровозглашении на территории СССР широкого (горизонтального) федерализма даже с элементами конфедеративного устройства [Конституция 1936]. Согласно Конституции 1936 г., «Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое (курсив мой – С.К.) государство рабочих и крестьян» (Глава I, Ст. 1.); кроме того, СССР – это «союзное государство, образованное на основе добровольного объединения равноправных Советских Социалистических Республик» (Глава II, Ст. 13). Далее, «каждая союзная республика имеет свою Конституцию, учитывающую особенности республики и построенную в полном соответствии с Конституцией СССР» (Глава II, Ст. 16)[4]. Указанные положения сохранены практически без изменений и в тексте Конституции 1977 года [Конституция 1977].
Но ни Советское государство, ни социалистическая Югославия не являлись федеративными – скорее унитарными. РСФСР представлял собой титульную республику, а русские были (если использовать терминологию американского «классического» федерализма) титульным этносом. Проявлением жесткой формы унитарного государства стала 6-я Статья последней советской Конституции[5].
Это положение (в иных терминах) содержится в VIII Ст. Конституции Югославии: «Союз коммунистов Югославии, в силу закономерности исторического развития стал организованной ведущей идейной и политической силой рабочего класса и всех трудящихся в строительстве социализма и осуществлении солидарности трудящихся, братства и единства народов и народностей Югославии», причем также всей «своей направляющей идейной и политической деятельностью в условиях социалистической демократии и общественного самоуправления … (курсив всюду мой – С.К.)» [Конституция СФРЮ 1974]. К тому же Ст. IV (Вводный раздел. Основные принципы) определяет «социалистическую демократию, основанную на принципах самоуправления, как особую форму диктатуры пролетариата» [Конституция СФРЮ]. Этим основополагающим догматическим положением должны руководствоваться власть и население в стране – такую ситуацию зарубежные эксперты единодушно маркировали термином «диктатура» со всеми вытекающими последствиями в течение всего периода существования социалистического содружества [Bianchini 1993, p. 41-42, Scott 1953, p. 142].
В российской и западной экспертной литературе можно найти целый спектр оценок многообразных и многовариантных проявлений федерализма. Крупнейший американский теоретик федерализма Д.Дж. Элейзер подчеркивает, что в сумме характерологических черт федерации, безусловно, имеется «наделенное властными полномочиями центральное правительство» [Элейзер 1995]. Но как подчеркнула в своем исследовании о федерализме известный российский аналитик А.А. Язькова, субъекты федерации должны быть облечены правом на автономию, реализованную в соответствии с Основным законом страны со всеми вытекающими правами субъекта Федерации, и правом на «соучастие (курсив мой – С.К.) в общем конституционном управлении», причем для прекращения объединения необходимо «согласие всех или большинства входящих в ее состав субъектов»[6]. Следовательно, сообщества должны располагать субъектностью. В такой конструкции федерализм как основополагающая норма демократии мог бы «реализовать демократические нормы осуществления власти, блокируя проявления великодержавности в отношениях Центра с субъектами федерации» [Язькова 2009].
Важнейшим механизмом в осуществлении федерализма является баланс и согласие в вопросе перераспределения властных полномочий между центром, субъектами федерации и местным самоуправлением. А значит, должно включаться действие принципа субсидиарности – комплекса взаимодействия на равноправных и взаимовыгодных условиях и установления равноценной обратной связи между центром и субъектами федерации. Но федерализм не мог быть реализован в СФРЮ и СССР в силу отсутствия субсидиарности в отношениях центра и регионов[7]. А.А. Язькова резюмирует: осуществленные модели федеративного устройства европейских стран «не нашли воплощения в СССР» [Язькова 2009].
Стоит развить эту мысль так: федерализм не был реализован в пространстве социалистического содружества, не исключая и СФРЮ.
Показательно, что и в тексте Конституции СФРЮ (в том числе в ее редакции 1974 г., по сравнению с предыдущими) отношения субъектов Федерации с Центром на основе федерализма были определены формально. Подчеркивалось, что в результате частичной Конституционной реформы «на новые основы были поставлены взаимоотношения федерации и республик» и что «на новых основах и более определенно утверждены некоторые принципы и формы основанных на самоуправлении общественно-экономических отношений Югославии, сформулированные в так называемых рабочих поправках XXI–XXIII». Отмечалось, что особенное внимание следует уделять функционированию «общественно-экономической системы самоуправления, коммунальной, скупщинской». Лишь таким образом «обеспечивается осуществление социалистических отношений и самоуправления в широких сферах человеческой деятельности» [Конституция 1974] (курсив всюду мой — С.К.).
Реальное, а не формальное осуществление федерализма возможно, как отмечает А.А. Язькова, ссылаясь также на Д. Дж. Элейзера, лишь при наличии определенных социальных, политических, экономических, социокультурных факторов: «само понятие федерализм теснейшим образом связано с появлением и развитием современных общественных отношений, рыночной экономики, гражданского общества и национального государства» [Язькова 2009]. Особое внимание стоит обратить на отсутствие в обеих социалистических странах рыночного хозяйства и гражданского общества — и субъектности, которой располагает общество.
Изложенное позволяет сделать заключение, что ни СССР, ни в Югославии [Bianchini 1993, p. 41–42, 44–45], не были на практике реализованы провозглашенные принципы территориального, финансового, бюджетного или договорного федерализма. В течение десятилетий существования Советского Союза взаимодействие между Москвой и руководителями союзных и автономных республик (а также стран Восточной Европы) складывалось, как это явствует из многочисленных документированных свидетельств, на основе директив, спускаемых в регионы из Центра, и на основе дотационных квот и привилегий отдельных республик и автономий – в нарушение статей II и IV Основного Закона 1936 г. и Брежневской Конституции 1977 года [Конституция 1936, Конституция 1977].
Конструирование социально-политической идентичности в условиях реального социализма
Этнический национализм блокирует федерализм в формировании федеративного государства. А.А. Язькова подчеркивает, что федерализм, безусловно, мог бы стать действенным механизмом преодоления межэтнических конфликтов и очагов сепаратизма, особенно в пространстве распавшихся СФРЮ и СССР [Язькова 2009, Миронов 2021, с. 141–142]. Народы и народности, входившие в состав многонационального СССР и социалистической Югославии, едва ли могли примириться с осознанием себя только «советскими» людьми или «югославами», а не «эстонцами», «словенцами», «македонцами» или «грузинами».
Многие эксперты указывают на то, что в СССР происходила постоянная «смена акцентов» в процессе конструирования советской социально-политической идентичности[8] [Торбаков 2001, с. 426–430] в ее социально-политическом варианте. Так возникли сначала «многонациональная советская, … особенно как фактор сплочения перед лицом угроз; … национальная, наконец, интернациональная советская (курсив мой — С.К.) идентичность» [Бранденбергер, Тихонов, Фокин, Баранов 2022, с. 182, Торбаков 2001, с. 394]. И, что важно, все народы СССР формально обладали «наднациональной советской и региональной национальной идентичностью»[9] [Бранденбергер, Тихонов, Фокин, Баранов 2022, с. 182]. Происходило слияние понятий «советское единство» и «социалистический интернационализм», но русский народ фактически оставался «руководящей силой … как “старший брат” в семье советских наций» [Боффа 1994, с.292–294, Бранденбергер, Тихонов, Фокин, Баранов 2022, с. 182-184, Миронов 2021, с. 142].
Так же точно народы социалистической Югославии не испытывали особого энтузиазма от особого статуса и роли, которую фактически играла Сербия в стране, равно как и от стремления Слободана Милошевича создать Сербскую республику, особенно после его поддержки сербскому населению автономного края Косово в отношении албанского большинства края (апрель 1987 г.) [Bianchini 1993В этом контексте стоит рассматривать и его руководство Социалистической партией Сербии (июль 1990 г.), которая стала преемницей СКЮ.
Вопросу о «великодержавном сербском национализме», обострившемся еще в конце 1960-х годов в связи с ситуацией в Косово и затем в Хорватии, уделяет внимание эксперт Н.Б. Городецкая, поставив вопрос-альтернативу в своей статье с красноречивым названием «“Сербы” или “югославы”…» [Городецкая 2017, с. 63-76]. Автор приходит к выводу, что, в сущности, после «неудачи титовского эксперимента по внедрению «югославской нации» этот термин понимался не как национальная, а как наднациональная общность»[Городецкая 2017, с. 67]. А итальянский эксперт С. Бьянкини приводит данные, в соответствии с которыми «югославами» называли себя в 1971 г. 1,3% и даже спустя 10 лет – не более 5,4% населения страны [Bianchini 1993, p. 38]. И лишь начавшиеся процессы распада СФРЮ стали, по мнению С.А. Романенко, триггером формирования «основ этнонациональной государственности – новой формы национального самоопределения» [Романенко 2011, с. 760].
П. Тольятти, лидер Итальянской компартии – самой крупной, влиятельной и массовой партии несоциалистической части мира, обратил с начала 1960-х гг. внимание на подспудно зревшие процессы, которые к тому времени уже обнаружились внутри социалистической системы – угрозы цепной реакции в проявлениях нездоровых форм национализма. В частности, он отметил «центробежную тенденцию внутри социалистического блока», акцентируя внимание на том, что «в ней [центробежной тенденции – С.К.] скрывается несомненная и серьезная опасность, которой … должны заняться советские товарищи, [ – ] элемент возрождающегося национализма» [Togliatti 1964, p. 1]. Лидер ИКП подчеркивал, что советское руководство в течение более четырех десятилетий сохраняло стиль взаимодействия с лидерами стран реального социализма, дублируя модель отношений Москвы с союзными республиками, привычно настаивало на соблюдении «общих закономерностей социалистического строительства», лишь декларируя уважение к «национальным особенностям»[10] и не особенно учитывая подспудно развивавшиеся в них этнополитические процессы, а скорее, пыталось так или иначе блокировать их развитие [Togliatti 1960, p. , Togliatti 1964, p. 1-2].
Ограниченный суверенитет и реальный социализм
Многие аналитики исследовали эту проблему в контексте доктрины ограниченного суверенитета, заложенной в основу брежневской стратегии в отношении стран социалистического содружества[11]. В докладе на IX съезде ИКП (1960 г.) и в ряде других выступлений лидер Итальянской коммунистической партии П. Тольятти осудил «построение абстрактных и далеких от современной реальности схем» и любые формы вмешательства в деятельность коммунистических партий других стран [Тольятти 1960, с. 13, 54, 68, 79]. А в своей «Памятной записке» (август 1964 г.) коммунист Тольятти обратил внимание на появление серьезных проблем в международном коммунистическом движении, в первую очередь, в отношениях стран внутри социалистической системы, указывая на недопустимость их замалчивания [Тольятти 1964, с. 3, Тольятти 1960, с. 26–27, Князева 2019]. Кроме того, он отметил, что «коммунистам необходимо преодолеть все формы догматизма и идеологического схематизма, <> использовать методы работы, приспособленные к той политической и социальной обстановке, в которой происходят непрерывные и быстрые изменения (курсив всюду мой – С.К.)» [Князева 2019]. Адресуя это послание прежде всего руководству КПСС, П. Тольятти подчеркнул, что лидеры коммунистических партий должны «исходить из позиций ХХ съезда, но и эти позиции нуждаются сегодня в дальнейшем углублении и развитии; ... поэтому принятие каких-либо общих жестких формул может оказаться тут препятствием» [Тольятти 1964, с. 3].
Руководитель итальянских коммунистов осудил «контроль над комдвижением», «навязывание единообразия извне», а точнее, великодержавный, т.е. поучающий, «командный тон Кремля с “братскими” компартиями», получавшими дотации и директивы из Кремля, указал на недопустимость «вмешательства во внутренние дела суверенных стран … при сигналах неповиновения коммунистических и рабочих партий» [Тольятти 1964, с. 3, Berlinguer 2017, p. 61–62, 77]. Он осудил практику построения социализма под копирку, поскольку, по его мысли, «каждая партия должна научиться действовать самостоятельно», а также «отсутствие дискуссии и нелепое славословие в адрес одного человека» при руководящей роли одной партии и на основе демократического централизма [Князева 2019]. Стоит отметить и негативную резолюцию Тольятти в отношении единого коммунистического центра: ведь единство компартий может проявляться лишь в условиях «многообразия конкретных политических позиций, соответствующих положению в различных странах», имея в виду практику взаимодействия руководства СССР со странами социалистического содружества [Тольятти 1964, с. 3, Тольятти 1965, с. 642–643].
З. Млынарж, М. Джилас, М.С. Восленский также акцентировали внимание на фактах вмешательства руководства СССР во внутренние дела коммунистических и рабочих партий и на жесткий контроль за действиями лидеров стран реального социализма вплоть до их смещения как неугодных Кремлю [Млынарж 1992, с. 177-180, 190, Джилас 1992, с. 494, 537, Восленский 1991, с. 480-481, 485]. Показательно, что оценки П. Тольятти достижений в строительстве социализма в СССР и социалистических странах постепенно становились всё менее воодушевленными и эмоционально окрашенными уже к середине 1960-х годов, а новый лидер итальянской компартии Э. Берлингуэр не только полностью поддержал изложенную выше позицию П. Тольятти, но и развил ее в весьма сдержанных терминах уже в первой половине 1970-х годов [Berlinguer 1975, p. 568–574].
Безусловно, эта критика в меньшей степени относилась к СФРЮ, что в принципе логично: ведь если китайские и албанские товарищи уже с начала 1960-х гг. открыто обвиняли даже советских руководителей в «обуржуазивании» и «ревизионизме» [Тольятти 1964, с. 3], то как же тогда они могли оценивать югославских коммунистов и товарища Тито?
Как отмечает итальянский эксперт С. Бьянкини, Югославия, в отличие от Албании, Румынии или Болгарии, отличалась «гораздо большей открытостью и динамизмом отношений в социальной сфере и не только с 1965 г., что проявилось в течение 80-х гг.» [Bianchini 1993, p. 15]. И доктрина ограниченного суверенитета, получившая импульс в связи с событиями в Чехословакии, гораздо в меньшей степени могла быть применима к Югославии, которая в течение всего существования социалистического содружества пользовалась определенной автономией после разрыва отношений с СССР на рубеже 1940-х-1950-х гг. К тому же, в условиях блокового противостояния холодной войны, особенно в Европейском пространстве, известная автономия и стремление социалистической Югославии к самоуправляемому социализму получили дополнительный импульс благодаря ее участию в Движении неприсоединения, в числе основательниц которой страна оказалась еще до его официального образования в 1961 г., в сложный период европейской и мировой истории. И всё же мягкая сила допускала столь широкие толкования, что это давало СССР формальное право расширять зону своего привилегированного влияния.
С конца 1950-х годов руководитель итальянской компартии провозгласил свой путь к социализму, заострив внимание на привлечении в движение широких масс верующих католиков, а главное, на необходимости сотрудничества с «демократическим католическим движением» [Материалы VIII съезда 1957, с.165-171, Тольятти 1960, с. 36, 60, Князева 2019]. А в Ялтинском Мемориале (август 1964 г.) итальянский коммунист подчеркнул, что «нам никак не послужит старая атеистическая пропаганда, … если мы хотим получить доступ к католическим массам, … чтобы они нас поняли» [Тольятти 1964, с. 3, Togliatti 1964, p. 2., Боффа 1994, с. 288]. С высокой долей вероятности можно предположить, что, наряду с прочими факторами, такая позиция ИКП в католической стране [Тольятти 1960, с. 27–28], особенно если рассматривать ее в тесной связи с проводимым Ватиканом курсом позитивного нейтралитета [Язькова В. 2022, с. 164–176] не могли не усилить подспудно созревавшие центробежные процессы в Югославии, особенно с учетом обострения этнополитических процессов, внутриполитического и особенно религиозного сопротивления в Хорватии на рубеже 1960-х-1970-х гг. [Bianchini 1993, p. 58–59, 62–64].
Искажения и рецидивы реального социализма: споры о субъектности
Душу советской перестройки обнажили
После распада СССР и провозглашения Российской Федерации важным итогом не реализованного в Советском Союзе федерализма стало стремление к сохранению лидерских позиций РФ на постсоветском пространстве и в зоне привилегированных интересов СССР, когда форматы взаимодействия союзного центра с главами союзных республик и стран Восточной Европы были воспроизведены в пространстве бывшего СССР. Поэтому в 1990-е гг. выдвинутая странами Старой Восточной Европы идея «возвращения в Европу» показалась привлекательной для части элит и граждан стран на постсоветском пространстве [Страны Центральной и Восточной Европы… 2002, с. 4, 202, Россия 2012, с. 106, Bianchini 1993, p. 15].
С падением Берлинской стены и преодолением системы социалистического содружества страны Старой Восточной Европы взяли четкий курс на возвращение в Европу[15] [Язькова 2007, 276–278, Князева 2021, с. 183–184, 187, Князева 2022]. После событий в Вильнюсе в январе и августовского путча в СССР в августе 1991 г. Все более настойчивыми стали обращения стран Восточной Европы в НАТО о возможности их защиты [Язькова 2007, с. 278-282, Россия… 2012, с. 30, 36]: летом 1990 г. государства-члены НАТО и ОВД приняли решения, закрывшие конфронтационную страницу холодной войны и перестали воспринимать друг друга в качестве стратегических противников (июль-сентябрь 1990 г.)[16] [Вишеградская Европа 2010, с. 196, 198, Charter of Paris 1990, p. 8]. В практике политических элит возникшего к этому моменту Европейского Союза заявления стран Старой Восточной Европы о вступлении в НАТО и ЕС «были синхронизированы на основе сложившегося к 1992 г. прецедента в отношениях Альянса и Евросоюза с лидерами Польши и Румынии» [Князева 2022, с. 18].
Эффект домино обозначил после создания новых национальных государств на постсоветском пространстве и по всему периметру распавшейся Югославии «болевые точки» – и войны как проявление стремления народов к созданию суверенных государств. В процессе распада СФРЮ на ее бывшей территории разгорелись этнополитические конфликты[17], вылившиеся в кровопролитные войны начиная с 1991 г.: в Словении, Хорватии, Боснии и Герцеговине [Романенко 2011, с. 783-788, 796, 824–826, Bianchini 1993, p. 25–27, 34–35, 53–55, 71] и в Косово [Bianchini 1993, p. 110–112, 239–240], и лишь благодаря вмешательству крупнейших международных организаций эти конфликты были завершены или заморожены. И хотя итальянский эксперт С. Бьянкини на основании многочисленных документальных свидетельств полагает, что распад Югославии «не должен был неизбежно завершиться кровавыми войнами» [Bianchini 1993, p. 71], он убедительно показывает, что сложившиеся к их началу «политические и социокультурные обстоятельства лишили их [республики бывшей СФРЮ – С.К.] всякой возможности прийти к компромиссу, чтобы предотвратить начало войн [Bianchini 1993, p. 87].
Начавшийся в 1991 г. процесс преодоления наследия Советского Союза не спровоцировал такой немедленной цепной реакции в проявлениях распада большой страны, как это произошло на территории бывшей Югославии, однако сегодня его отложенный эффект по всему периметру постсоветского пространства очевиден.
[1] Парабола как воображаемая историческая конфигурация приобретает различные очертания с учетом коэффициентов (А, В или С) и в зависимости от совокупности обстоятельств – ее основание может быть широким, а сама воображаемая геометрическая фигура становится глубокой или мелкой, а то вообще оказывается перевернутой.
[2] По приблизительным подсчетам, уже на 1 августа 2020 г. только в России опубликовано более 300 книг, 3 тыс. статей и 20 диссертаций по этой теме, и эти цифры быстро растут. – См., в частности [Миронов 2021, с. 133].
[3] Отнюдь не случайно Югославию квалифицировали в СССР как «рассадника ревизионизма и реформизма».
[4] «За каждой союзной республикой сохраняется право свободного выхода из СССР» (Глава II, Ст. 17); «территория союзных республик не может быть изменяема без их согласия» (Глава II, Ст. 18), «каждая союзная республика имеет право вступать непосредственные сношения с иностранными государствами и обмениваться дипломатическими и консульскими представителями» (Глава II, Ст. 18а), а «Высшим органом государственной власти союзной республики является Верховный Совет союзной республики» (Глава IV, Ст. 57) [Конституция СССР 1936].
[5] «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза. КПСС существует для народа и служит народу» [Конституция 1977].
[6] Проблему соотношения центра и регионов в СССР исследует и российский эксперт Б.Н. Миронов [Миронов 2021, с. 135–136].
[7] О разновидностях федерации см.: Федерализм. Энциклопедический словарь. – [Федерализм 1977, с. 245]. Что касается договорной формы федерализма, то она базируется на делегировании субъектами федерации части своих полномочий Центру [Язькова 2009].
[8] Речь в данном случае идет именно о социально-политическом (политическом) измерении (виде) идентичности: этнокультурная (и этнорелигиозная) идентичность (а по версии И. Торбакова — национальная идентичность [Торбаков 2001, с. 392–393, 407–409]), а точнее, сумма базовых ценностных стереотипов, создаются в течение всего существования конкретного социума — ее нельзя «построить», поскольку, как отметил известный эксперт ХХ в. Э. Эриксон, идентичность народа есть «тождественность народа самому себе»; он обращается и к проблеме массового кризиса идентичности. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. Перевод с английского, редакция и предисловие доктора психологических наук А. В. Толстых. М.: 1996. С. 11–13, 24–25, 27.
[9] В ряде республик СССР население не считало себя «советским». Об этом свидетельствуют многочисленные опросы граждан бывших советских республик.
[10] Советские руководители рекомендовали своим зарубежным товарищам следовать ленинским курсом [Брежнев 1974, с. 329].
[11] Доктрина ограниченного суверенитета (Доктрина Брежнева) была официально принята после публикации в газете «Правда» 26 сентября 1968 г. официального текста С. Ковалева «Суверенитет и интернациональные обязанности социалистических стран» [Ковалев 1968, с. 4, Мухаметов 2012, с. 9, Млынарж 1992], чьи положения Л.И. Брежнев озвучивал неоднократно с этого момента и позднее [Брежнев Л.И. О внешней политике КПСС и Советского государства. : речи и статьи. М. : Политиздат, 1972. С. 79-80]. Но фактически Руководство КПСС и СССР следовало этим принципам неоднократно с середины 60-х гг. и применяло их в практике взаимодействия со странами социалистического содружества. В соответствии с этим документом принципы социалистического интернационализма уточнялись следующим образом: « тому, кто вознамерился бы испытать прочность нашей дружбы, неприкосновенность границ наших государств лучше заранее знать: он встретит сокрушительный отпор всей мощи … вооруженных сил Советского Союза, всего социалистического содружества» [Брежнев 1974, С. 468]. Таким образом, было подчёркнуто, что Советский Союз занимает особое положение в социалистической системе. Доктрина социалистического интернационализма была формально закреплена и в тексте Конституции СССР 1977 г.
[12] Известно жестко выраженное негативное отношение русской интеллигенции к эпидемическим вспышкам антисемитизма в Российской империи в конце XIX-начале ХХ в., включая печально известные погромы в Кишиневе, Одессе, Киеве (1903-1905 гг.).
[13] Это события в Грузии (апрель 1989), Сумгаите (февраль 1988) и Баку (январь 1990); начало конфликта в Нагорном Карабахе (февраль 1988 г.); события в Риге (май 1990) и Вильнюсе (январь 1991 г.).
[14] Об том : Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М. : Новое литературное обозрение, 2013. 448 с.
[15] Идея была озвучена лидерами Венгрии и Чехословакии Й. Анталлом и В. Гавелом. [Вишеградская Европа 2010, с. 108, 183, 203; Язькова 2007, с. 275–296]; также Старый Свет – новые времена. Европейский Союз в поиске глобальной роли : политика, экономика, безопасность / отв. ред. М.Г. Носов. М. : Весь Мир, 2015. С. 336; Страны Центральной и Восточной Европы на пути в Европейский Союз. М. : Наука, 2002. С. 6–9, 22 и др.
[16] В Лондоне (июль 1990 г.) страны ОВД, включая СССР, получили предложение прекратить воспринимать друг друга в качестве стратегических противников и установить на уровне Альянса и ОВД дипломатические отношения, инициировать военные контакты, обмен информацией [Вишеградская Европа 2010, с. 196, 198]. А апогеем разрядки в отношениях Восток-Запад стало подписание сторонами Парижской Хартии для Новой Европы (ноябрь 1990 г.).
[17] Этому способствовали уточнения в тексте Конституции Сербии (март 1989 г.), в нарушение Ст. 289-295 (как минимум) Конституции 1974 г., повлекшие определенные ограничения автономных краев Воеводины и Косово.
(Окончание следует)...
Копирайт принадлежит мне как владельцу данного сайта
и на данной странице
https://lana-allina/articles/s-kniazeva-uroki-realnogo-sotsializma-v-kontekste-raspada-sssr-i
http://lana-allina.com/articles/s-kniazeva-uroki-realnogo-sotsializma-v-kontekste-raspada-sssr-i
Все перепечатки возможны лишь с соблюдением закона об авторских правах
